Сибирь его не забудет

Тамара Калёнова

Было время, когда имя первого секретаря Правления Союза писателей СССР, лауреата Государственных премий, автора известных романов «Строговы», «Соль земли», «Отец и сын», «Сибирь» находилось в центре внимания читающей страны и её творческой интеллигенции. Об этом свидетельствует более чем трехтысячная коллекция книг с дарственными надписями, хранящаяся на его родине, в селе Новокусково Асиновского района Томской области, в библиотеке, построенной на его средства. Среди этих дарителей впоследствии оказалось немало тех, кто «прозрев», перешёл в стан гонителей. Но не о них сейчас речь; шаткие времена всегда богаты перемётчиками. Да и не так уж они интересны. Другое дело – забвение. Глухое, тяжелое, как молчание угрюмого человека, длящееся порой десятилетиями. Сильная талантливая личность, серьезные и значимые произведения литературы и искусства, однако, преодолевают и его, на каком-то новом отрезке времени являя миру то основательное, крепкое, не подвластное разрушению, что было в них заложено. Таковы книги писателя Георгия Маркова.

Прочность его художественных произведений заложена в самом методе, с помощью которого он их создавал. Г.М. Марков не только художник, но и писатель-ученый, писатель-исследователь, писатель-первооткрыватель. «Между наукой и художественной литературой есть много общего, - считал Максим Горький, - и там, и тут основную роль играют наблюдение, сравнение, изучение; художнику так же, как ученому, необходимо обладать воображением и догадкой – «интуицией». Вот на этом, чрезвычайно плодотворном стыке воображения и точного факта, и работал Г.М. Марков.

Вспоминая о поре своей юности, когда он жил в Приобье и учился в Томском университете с таким жаром, что «считал день потерянным, если он проходил без чтения», Георгий Мокеевич отмечал: «…Особенно меня привлекали экономические темы. Я всегда имел вкус к экономике, любил «цифирь». Добавим: не только к экономике, но к подлинно научному факту вообще. По романам Г.М. Маркова можно изучать историю Сибири, все этапы её преобразования из отсталого региона в край индустриально развитый, славный стремительным ростом производительных и культурных сил, освоением богатейших месторождений. Без крепких знаний жизни, без научных знаний такие произведения не напишешь.

Связь с ученым миром у семьи Марковых была давняя. Еще его отец, Мокей Фролович, потомственный охотник, знаток нарымской тайги, человек грамотный и смелый, в одиночку ходивший на медведя, не раз сопровождал научные экспедиции Томского университета, водил знакомство с профессорами. В специальном Геологическом фонде СССР хранились две заявки М.Ф. Маркова (1907 и 1910 гг.): одна на месторождение с признаками ртути, другая на месторождение с признаками свинца. Встречал Мокей Фролович в тайге золотые самородки, «железные камни», уголь и, конечно же, следы нефтепроявления.

С одиннадцати лет Георгий стал ходить с отцом на промысел, где слышал множество красочных рассказов о таежных тайнах не только от него, но и от других охотников, рыбаков, геологов, изыскателей. Всё это складывалось в незабываемо яркие и живые картины, которые со временем воплотились в литературные полотна.

В студенческие годы большое впечатление на молодого литератора (он уже выступал в местных газетах с небольшими рассказами, заметками) произвело знакомство с трудами томских ученых, исследовавших нефтеносность (о газе пока что разговора не велось) Западной Сибири, - М.И. Кучина, М.К. Коровина, Р.С. Ильина, М.А. Усова. Поразило его и утверждение академика И.М. Губкина (1932) о том, что добыча сибирской нефти «может обеспечить … потребности всего народного хозяйства СССР». Будущее Сибири рисовалось в невиданных грандиозных красках.

Перед тем, как приступить к работе над очередным романом, Г.М. Марков проделывал объемную исследовательскую работу. Так, например, перед созданием романа «Сибирь» он совершил четыре путешествия по Оби и её притокам, записал беседы с местными жителями, партийными и советскими работниками, специалистами различных профессий, учеными. Поднял архивные данные об экспедициях Томского университета начала ХХ века, обратился к материалам Главного переселенческого управления. На его рабочем столе появились специальные карточки, папки с сотнями газетных вырезок. Он побывал в Госплане и Академии наук СССР. И лишь потом обратился к самой работе.

Один из основных героев «Сибири» – профессор Лихачев. Это собирательный образ. По признанию Георгия Мокеевича, в нём есть черты и дорогих его сердцу томских ученых – В.А. Обручева, П.Н. Крылова, А.М. Зайцева, М.А. Усова, В.А. Хахлова и В.В. Ревердатто. Не случайно в дневниках и записях Лихачева содержатся размышления о нефтяных и железорудных месторождениях Сибири, природосберегающих энергетических источниках, сохранении лесных богатств и многое другое. Дневник Лихачева – это и дневник самого писателя. «Это мои мысли, вложенные в уста Лихачева, – говорил Георгий Мокеевич. – Это итог моего личного изучения Сибири, её геологии, природных богатств, истории их исследования».

Итог «личного изучения Сибири» оказался внушительным: уникальная литературная эпопея Г.М. Маркова по сей день занимает достойное место в художественном осмыслении «мёрзлого края», без которого немыслимо могущество Отечества.

Личность Г.М. Маркова, писателя и общественного деятеля, столь многогранна и значительна, что потребуется труд не одного непредвзятого исследователя. Н.С. Лесков в свое время призывал относиться к истории, и в особенности к историческим лицам, «беззлобно и с рассмотрением». Думается, его призыв актуален и в наши дни, когда история вновь и вновь переписывается, искажается на глазах изумленных очевидцев.

В 60-е годы мне довелось побывать на двух мероприятиях (как тогда говорили), которые в моей жизни стали важными событиями: Кемеровском (1966) и Пятом Всесоюзном совещании молодых писателей (Москва, 1969). С удивлением и благодарностью думаю ныне: как все-таки много «возились» с нами, начинающими, известные и даже знаменитые писатели старшего поколения! Нередко в ущерб собственному творчеству, своему далеко не бесконечному времени, а подчас и здоровью. Читали множество рукописей, беседовали, наставляли, напутствовали, писали предисловия к первым книжкам – вели нас по обрывистым тропам литературной жизни… Работа с молодыми авторами в стране проводилась системно, по многим направлениям, на перспективу. Помню бережный и в то же время строгий «разбор наших полётов» (на Кемеровском совещании) Сергея Петровича Антонова, «живого классика», чьими рассказами и повестями мы зачитывались, а фильмом «Дело было в Пенькове» засматривались. На «антоновском» семинаре – сейчас бы его назвали мастер-классом – действительно преподавались незабываемые уроки мастерства; старшее поколение щедро делилось своими секретами с младшим.

На Пятом Всесоюзном совещании мне вновь повезло: я попала в семинар, который вели Г.М. Марков, Е.Н. Пермитин и известный критик А.М. Турков. «Марковский семинар», как его сразу же окрестили, был многолюдным, переполненным и, как я теперь понимаю, многотрудным для его руководителей: почти все молодые прозаики, за редким исключением, ждали взыскательного разговора по крупным формам – романам и повестям. И разговор состоялся.

В те дни «молодая гвардия советской литературы» (выражение Г.М. Маркова) особенно часто слышала в свой адрес приятный эпитет: молодой, молодые… Слово к молодым произнес старейший поэт Николай Тихонов. Седобровый, с орлиным взглядом, Константин Федин призвал молодых к прилежной литературной учебе, этом бесконечном «перебирании жемчуга и простой гальки», и пожелал счастливого пути в нелегкой литературной жизни. Возрастной ценз – не старше 35 лет – для семинаристов строго выдерживался. Мне было 28, и я считалась «очень молодой», так как писала прозу. Но вот, слушая доброжелательные и мудрые слова своего руководителя, я вдруг поразилась простой мысли: а ведь Георгию Мокеевичу было тоже 28 лет, когда он написал первую часть своего прославленного романа «Строговы»! Я стала припоминать историю русской литературы и сделала «открытие»: все крупные писатели начинали рано, с молодых лет брали на свои плечи громадный труд и такую же ответственность, и у них не было никаких «мастер-классов»… Это был первый урок, вынесенный с «марковского» семинара.

– Талант – это счастье человека и одновременно это общественная ценность, – Георгий Мокеевич говорил как обычно неторопливо, отделяя каждое слово; на смысловых площадках даже приостанавливался, давая слушателям время закрепить в памяти сказанное, – Какие же требования к таланту предъявляют две неразделенные школы – жизнь и литература?

И сам – с подробными примерами, непринужденно, с юмором, отвечал:

– Первое: самоотверженная работа. Сколько скрытых трагедий произошло и происходит из-за неумения каторжно трудиться, трудиться всю жизнь, не давая лености и чванливому самомнению поселиться в душе…

Сам он был великим тружеником. Писатель, общественный деятель, организатор литературных сил страны, он имел право напутствовать молодых этим жестким пожеланием «каторжной работы».

– Второе: знание жизни. Глубокое, всестороннее знание жизни. От писателя требуется знание жизни народа, владение большим фактическим материалом действительности. Факты, факты, факты – вот тот воздух, которым дышит современный писатель, вот на чем покоятся глубокие художественные обобщения. Только в горниле жизни созревают по-настоящему значительные замыслы… И третье: писателю необходимо брать масштабные темы, не бояться их, не бояться острых и тоже масштабных проблем…

Запомнился доверительный рассказ нашего руководителя о своей, как он сказал, «литературной молодости». Первый роман его – «Строговы» - попал на рецензию к И. Бабелю. Состоялась встреча автора и рецензента. Марков приехал из Иркутска и просил «не делать скидок на географию». Бабель сказал: «География тоже имеет значение – в смысле специфики человеческого уклада». И спросил: «Где вы работаете?» Марков ответил: «В библиотеке». – «Это плохо. Самое опасное – сделаться книжником. Всё замечательное в литературе замечательно своей новизной. Это жизнь. Держитесь ближе к ней. Плохо, когда писатель отталкивается не от жизни, а от книги». «Разве это не противоречит необходимости знать книгу?» – спросил молодой романист. – «Нет. Нельзя смешивать книжничество и знание книги…».

Роман «Строговы» был напечатан в 1939, полностью – в 1946 году. Это была «концентрация жизненного опыта множества людей, – писал впоследствии Г.М. Марков. – Я собирал этот опыт в той среде, которая близка и понятна мне: крестьяне, охотники, рыбаки… Таким образом, на первый план я ставлю жизнь, но роль книги для меня при этом не уменьшается, а увеличивается…».

Прошло время. Быстро, в несколько лет, на профессиональный уровень поднялись те, кто заполнял в 1969 году «марковский семинар»: Юрий Антропов, Гурам Панджикидзе, Альберт Мифтахутдинов, Анатолий Черноусов, Семен Курилов…

О Семене Курилове, общем любимце семинаристов, следует сказать особо. Его уже нет в живых, как нет и Антропова, и Мифтахутдинова, и всё, что он смог сделать в литературе, он уже сделал. С романом Курилова «Ханидо и Халерха» («Орленок и Чайка») Георгий Мокеевич и его помощники Ефим Николаевич Пермитин и Андрей Михайлович Турков занимались особенно бережно и долго. И автор, и его роман были уникальны. Семен Курилов – юкагир, представитель малой сибирской народности, насчитывавшей в то время всего 460 человек. (В нашем кругу Семен шутливо называл себя «господин 460» – по ассоциации с известным в то время индийским фильмом «Господин 420» с Радж Капуром в главной роли). Так вот, особенностью романа, который обсуждался на «марковском семинаре», было почти полное отсутствие композиции. Богатейший материал, яркий самобытный язык – и нет сюжета. Это походило на песню северного человека, который, что видит, о том и поёт, не заботясь ни о сюжете, ни о хронологии. Наши руководители были необычайно терпеливы и внимательны, подолгу разбирали каждый фрагмент рукописи. Теперь-то я понимаю: в те дни зарождалась литература целого народа, и «господин 460» был не просто молодым автором Семеном Куриловым, а носителем культуры и зачинателем современной юкагирской литературы.

Семен Николаевич Курилов оправдал надежды, которые на него возлагались. Рукопись «Ханидо и Халерха» стала полноценным историческим романом, в котором с большой художественной силой прослеживалась судьба героев от 90-х годов Х1Х до начала ХХ века, судьба маленького народа, живущего в Якутии, мечтающего о счастливой жизни.

В 1975 году вышел еще один роман Курилова: «Новые люди» – о племени юкагиров в том же временнóм историческом отрезке. Оба романа переведены на русский, латышский и якутский языки. Был еще светлый и тонкий рассказ «Увидимся в тундре». Вот, пожалуй, и всё. На творчество, как всегда, судьба отпускает времени мало. Вот почему наши старшие наставники так настойчиво советовали: как можно раньше брать масштабные темы, художественными средствами решать масштабные проблемы, работать каторжно.

Национальным литературам первый секретарь Правления СП СССР Г.М. Марков уделял особое внимание. Не забывал он и сибиряков, в том числе своих земляков. При его непосредственном участии в сентябре 1963 года была создана Томская областная писательская организация. В каждый свой приезд на родину Георгий Мокеевич непременно встречался с нами, интересовался новыми работами. Доступный и доброжелательный, необычайно скромный, не любящий говорить о себе, но готовый слушать собеседника долго и внимательно, Георгий Мокеевич всё же умел, что называется, держать дистанцию. Это была интересная, редко встречающаяся и не обидная дистанция: уважительная, товарищеская, никогда не переходящая в панибратство.

Разложить огонь на свет, тепло и силу горения, как советовал Белинский начинающим литературным критикам, технически возможно. А вот надо ли? И свет, и тепло трудно объяснить словами; их либо ощущаешь, либо вокруг тебя темно и холодно. Личность Георгия Мокеевича Маркова – «тепло-светлая», её нельзя отделить от его книг, в нём самом – отделить политика от художника, его жизнь и судьбу – от Сибири. Родина – это ведь не только пространство, но и время. Время Маркова, сложное, трудное и прекрасное, наполненное борьбой и созиданием, трудом во имя светлых надежд и идеалов, ещё будет изучаться «беззлобно и с рассмотрением». У правды долгая и трудная жизнь, это верно. Но ведь всё-таки жизнь. А следовательно, движение, похожее на возвращение к истокам после бессильного сплава по течению. Верю: Георгия Мокеевича Маркова Сибирь не забудет.